IV. ГРЕЧЕСКИЙ РОД
Греки, подобно пеласгам и другим соплеменным народам, уже в
доисторическое время были организованы сообразно тому же органическому
ряду, что и американцы: род, фратрия, племя, союз племен. Фратрии могло
не быть, как у дорийцев, союз племен мог образоваться не везде, но во
всех случаях основной ячейкой был род. К моменту своего появления на
исторической арене греки стояли на пороге цивилизации; между ними и
американскими племенами, о которых была речь выше, лежат почти целых
два больших периода развития, на которые греки героической эпохи
опередили ирокезов. Род греков поэтому уже отнюдь не архаический род
ирокезов, печать группового брака {*62}
начинает заметно стираться. Материнское право уступило место
отцовскому; возникающее частное богатство пробило этим свою первую
брешь в родовом строе. Вторая брешь была естественным следствием
первой: так как после введения отцовского права имущество богатой
наследницы должно было бы при ее замужестве переходить к ее мужу,
следовательно, в другой род, то была подорвана основа всего родового
права и не только стали допускать, но и сделали для такого случая
обязательным, чтобы девушка вы ходила замуж внутри своего рода в
интересах сохранения за последним этого имущества.
Согласно греческой истории Грота, афинский род, в частности, покоился на следующих основаниях:
1. Общие религиозные празднества и исключительное право жречества
совершать священные обряды в честь определенного бога, предполагаемого
родоначальника рода и обозначаемого в качестве такового особым
прозвищем.
2. Общее место погребения (ср. "Эвбулид" Демосфена).
3. Право взаимного наследования.
4. Взаимная обязанность оказывать друг другу в случае насилия помощь, защиту и поддержку.
5. Взаимное право и обязанность в известных случаях вступать в брак
внутри рода, особенно когда дело касалось девушек-сирот или наследниц.
6. Владение, по крайней мере в некоторых случаях, общим имуществом, наличие собственного архонта (старейшины) и казначея.
Далее, несколько родов было объединено во фратрию, но менее тесными
узами; однако и здесь мы видим подобного же рода взаимные права и
обязанности, в особенности совместное отправление определенных
религиозных церемоний и право преследования в случае убийства члена
фратрии. Все фратрии одного племени имели, в свою очередь, общие,
регулярно повторявшиеся священные празднества, которые возглавлялись
избранным из среды благородных (эвпатридов) филобасилеем (старейшиной
племени)
Так говорит Грот. Маркс же добавляет к этому: "Однако и сквозь
греческий род явственно проглядывает дикарь (например, ирокез)".{*63} Он будет заметен еще явственнее, если мы продолжим исследование несколько дальше.
В самом деле, греческому роду свойственны еще следующие черты:
7. Счет происхождения в соответствии с отцовским правом.
8. Запрещение браков внутри рода, за исключением браков с
наследницами. Это исключение и его оформление как закона подтверждают,
что старое правило было еще в силе. Это вытекает также из
общеобязательного правила, что женщина, выходя замуж, тем самым
отказывалась от участия в религиозных обрядах своего рода и переходила к
обрядам мужа, во фратрию которого она и зачислялась. Согласно этому, а
также известному месту у Дикеарха, брак вне своего рода был правилом, а
Беккер в "Харикле" прямо считает, что никто не мог вступать в брак
внутри своего рода.
9. Право усыновления родом, оно осуществлялось посредством усыновления
одной из семей, но с соблюдением публичных формальностей, и только в
виде исключения.
10. Право избирать и смещать старейшин. Мы знаем, что каждый род имел
своего архонта; о том, что эта должность переходила по наследству в
определенных семьях, не говорится нигде. До конца эпохи варварства
всегда следует предполагать отсутствие строгого {*64}
наследования должностей, совершенно несовместимого с порядком, при
котором богатые и бедные внутри рода пользовались полным равноправием.
Не только Грот, но и Нибур, Моммзен и все другие историки классической
древности до сих пор не справились с вопросом о роде. Как ни верно
обрисовали они многие его признаки, они всегда видели в нем группу
семей и в силу этого не могли понять природу и происхождение рода. При
родовом строе семья никогда не была и не могла быть ячейкой
общественной системы, потому что муж и жена неизбежно принадлежали к
двум различным родам. Род целиком входил во фратрию, фратрия - в племя,
семья входила наполовину в род мужа и наполовину в род жены.
Государство в своем публичном праве также не признает семьи, и она до
сих пор существует только как объект частного права. Между тем вся наша
историческая наука исходит до сих пор из нелепого предположения,
ставшего, особенно в XVIII веке, незыблемым, что моногамная отдельная
семья, которая едва ли древнее эпохи цивилизации, была тем ядром,
вокруг которого постепенно кристаллизовалось общество и государство.
"Г-ну Гроту следует далее указать, - прибавляет Маркс, - что хотя греки
и выводили свои роды из мифологии, эти роды древнее, чем созданная ими
самими мифология с ее богами и полубогами".{*65}
Морган предпочитает ссылаться на Грота, так как он все же признанный и
вполне заслуживающий доверия свидетель Грот рассказывает далее, что
каждый афинский род носил имя, перешедшее к нему от его предполагаемого
родоначальника, что до Солона во всех случаях, а после Солона при
отсутствии завещания члены рода (gennetes) умершего наследовали его
имущество и что в случае убийства преследование преступника перед судом
было правом и обязанностью в первую очередь родственников, затем
членов рода и, наконец, членов фратрии убитого
"Все, что известно нам о древнейших афинских законах основано на родовых и фратриальных делениях"
Происхождение родов от общих предков доставило "ученым филистерам" (Маркс) {*66}
головоломную работу. Так как они, разумеется, изображают этих предков
чисто мифологическими существами, у них не остается никакой возможности
объяснить себе возникновение рода из живущих рядом друг с другом
отдельных, первоначально даже не родственных между собой, семей, и
все-таки они должны это делать для того, чтобы хоть как-нибудь объяснить
существование рода. Так они оказываются в заколдованном кругу из
бессодержательных фраз, не идя дальше утверждения" родословная, конечно,
- миф, но род существует в действительности, и в конце концов у Грота
мы находим следующее (слова в скобках принадлежат Марксу):
"Об этой родословной мы слышим лишь изредка, потому что о ней публично
упоминают только в известных, особо торжественных случаях. Но и менее
значительные роды имели свои общие религиозные обряды" (как это странно,
м-р Грот), "а также и общего родоначальника - сверхчеловека и общую
родословную совершенно так же, как и более знаменитые роды" (как это
странно, г-н Грот, для менее значительных родов) "схема и идеальная
основа" (милостивый государь, не ideal a carnal, или на нашем языке -
плотская!) "были одинаковы у всех родов".{*67}
Ответ Моргана на этот вопрос Маркс резюмирует в следующих словах.
"Система кровного родства, соответствующая роду в его первоначальной
форме, - а у греков, как и у других смертных, была когда то такая форма,
- обеспечивала знание родственных отношений всех членов родов друг к
другу Они с детских лет на практике усваивали эти чрезвычайно важные
для них сведения. С возникновением моногамной семьи это забылось.
Родовое имя создавало родословную, рядом с которой родословная
отдельной семьи представлялась лишенной значения. Это родовое имя
должно было теперь свидетельствовать о факте общего происхождения его
носителей, но родословная рода уходила так далеко в глубь времен, что
его члены не могли уже доказать действительно существовавшего между
ними родства, кроме немногочисленных случаев, когда имелись более
поздние общие предки. Самое имя было доказательством общего
происхождения и доказательством бесспорным, не считая случаев
усыновления. Напротив, фактическое отрицание всякого родства между
членами рода, как это делают Грот {*68}
и Нибур, превращающие род в продукт чистого вымысла и поэтического
творчества, достойно только "идеальных", то есть чисто кабинетных
книжных ученых. Так как связь поколений, особенно с возникновением
моногамии, отодвигается в глубь времен и минувшая действительность
предстает в отражении фантастических образов мифологии, то
благонамеренные филистеры приходили и продолжают приходить к выводу,
что фантастическая родословная создала реальные роды".{*69}
Фратрия, как и у американцев, была расчленившимся на несколько
дочерних родов и объединяющим их первоначальным родом, часто
указывавшим еще на происхождение их всех от общего родоначальника. Так,
по Гроту,
"все сверстники члены фратрии Гекатея, признавали одного и того же бога своим родоначальником в шестнадцатом колене"
Все роды этой фратрии были поэтому в буквальном смысле братскими
родами Фратрия встречается еще у Гомера в качестве военной единицы в
известном месте, где Нестор советует Агамемнону построй людей по
племенам и фратриям так, чтобы фратрия помогала фратрии, племя -
племени {*70} -
Фратрия, кроме того, имела право и была обязана преследовать за
убийство члена фратрии, следовательно, в более раннюю эпоху на ней
лежала также обязанность кровной мести. У нее, далее, были общие
святыни и празднества, да и саморазвитие всей греческой мифологии из
традиционного древнеарийского культа природы по существу обусловлено
было родами и фратриями и происходило внутри них. Далее, фратрия имела
старейшину (phratriarchos) и, согласно де Куланжу, созывала общие
собрания, принимала обязательные решения, обладала судебной и
административной властью. Даже позднейшее государство, игнорировавшее
род, оставило за фратрией некоторые общественные функции
административного характера.
Несколько родственных фратрий составляют племя. В Аттике было четыре
племени, в каждом из них - по три фратрии и в каждой фратрии - по
тридцати родов. Такое точное определение состава групп предполагает
сознательное и планомерное вмешательство в стихийно сложившийся порядок
вещей. Как, когда и почему это произошло, - об этом умалчивает
греческая история, воспоминания о которой у самих греков сохранились
лишь начиная с героической эпохи.
Образование различных диалектов у греков, скученных на сравнительно
небольшой территории, получило меньшее развитие, чем в обширных
американских лесах, однако и здесь мы видим, что лишь племена с
одинаковым основным наречием объединяются в более крупное целое, и даже
в маленькой Аттике мы встречаем особый диалект, который впоследствии
стал господствующим в качестве общего языка для всей греческой прозы.
В поэмах Гомера мы находим греческие племена в большинстве случаев уже
объединенными в небольшие народности, внутри которых роды, фратрии и
племена все же еще вполне сохраняли свою самостоятельность. Они жили
уже в городах, укрепленных стенами, численность населения увеличивалась
вместе с ростом стад, распространением земледелия и зачатков ремесла,
вместе с тем росли имущественные различия, а с ними и аристократический
элемент внутри древней, первобытной демократии. Отдельные мелкие
народности вели непрерывные войны за обладание лучшими землями, а
также, разумеется, и ради военной добычи, рабство военнопленных было
уже признанным институтом.
Организация управления у этих племен и мелких народностей была следующей:
1. Постоянным органом власти был совет, βυλε, первоначально,
по-видимому, состоявший из старейшин родов, позднее яче, когда число
последних слишком возросло, - из избранной части этих старейшин, что
давало возможность для развития и усиления аристократического элемента,
так именно и изображает нам Дионисий совет героической эпохи,
состоящим из знатных (κρατιστοι). В важных вопросах совет принимал
окончательные решения; так, например, у Эсхила совет города Фивы
принимает решающее при создавшемся положении по становление устроить
Этеоклу почетные похороны, а труп Полиника выбросить на съедение
собакам.{*71} Впоследствии, когда было создано государство, этот совет превратился в сенат.
2. Народное собрание (αγορα). У ирокезов мы видели, что народ -
мужчины и женщины - окружает собрание совета и, в установленном порядке
участвуя в обсуждении, влияет, таким образом, на его решения. У
гомеровских греков это "окружение",{*72}
употребляя старонемецкое судебное выражение, развилось уже в настоящее
народное собрание, как это имело место также у древних германцев. Оно
созывалось советом для решения важных вопросов; каждый мужчина мог
брать слово. Решение принималось поднятием рук (у Эсхила в
"Просительницах") или восклицаниями. Собранию принадлежала верховная
власть в последней инстанции, ибо, как говорит Шеман ("Греческие
древности"),
"когда идет речь о деле для выполнения которого требуется содействие
народа Гомер не указывает нам никакого способа которым можно было бы
принудить к этому народ против его воли"
Ведь в то время, когда каждый взрослый мужчина в племени был воином,
не существовало еще отделенной от народа публичной власти, которая
могла бы быть ему противопоставлена. Первобытная демократия находилась
еще в полном расцвете, и из этого мы должны исходить при суждении о
власти и положении как совета, так и басилея.
3. Военачальник (basileus). Маркс замечает по этому поводу
"Европейские ученые, в большинстве своем прирожденные придворные лакеи,
превращают басилея в монарха в современном смысле слова. Против этого
протестует республиканец-янки Морган. Он говорит весьма иронически, но
вполне справедливо о елейном Гладстоне и его книге "Юность мира"
"Г-н Гладстон представляет нам греческих вождей героической эпохи в
виде царей и князей, изображая их вдобавок джентльменами, но он сам
должен признать что в общем обычай или закон первородства мы находим у
них, по видимому, достаточно, но не слишком реэко выраженным".{*73}
Надо полагать, что право первородства с такими оговорками и самому
г-ну Гладстону представится достаточно, пусть это даже и не слишком
резко выражено, лишенным всякого значения.
Мы видели уже, как обстояло дело с наследованием должностей старейшин у
ирокезов и других индейцев. Все должности были выборными в большинстве
случаев внутри рода и постольку были наследственными в пределах
последнего. При замещении освобождавшихся должностей постепенно стали
отдавать предпочтение ближайшему сородичу - брату или сыну сестры, если
не было причин обойти его. Поэтому, если у греков при господстве
отцовского права должность басилея обычно переходила к сыну или к
одному из сыновей, то это лишь доказывает, что сыновья здесь могли
рассчитывать на наследование в силу народного избрания, но отнюдь не
говорит о признании законным наследования помимо такого избрания. В
данном случае мы находим у ирокезов и греков лишь первый зародыш особых
знатных семей внутри рода, а у греков к тому же еще и первый зародыш
будущего наследственного предводительства, или монархии. Поэтому
следует предположить, что у греков басилей должен был либо избираться
народом, либо же утверждаться его признанными органами - советом или
агорой, как это практиковалось по отношению к римскому "царю" (rех).
В "Илиаде" "владыка мужей" Агамемнон выступает не как верховный царь
греков, а как верховный командующий союзным войском перед осажденным
городом. И на это его положение указывает в известном месте Одиссей,
когда среди греков возникли раздоры: нехорошо многоначалие, один должен
быть командующим и т. д. (дальше идет популярный стих с упоминанием о
скипетре, но он был добавлен позднее).{*74}
"Одиссей не читает здесь лекции о форме правления, а требует
повиновения главнокомандующему на войне. Для греков, которые под Троей
представляли собой только войско, агора ведется достаточно
демократично: Ахиллес, говоря о подарках, то есть о дележе добычи,
всегда называет это делом не Агамемнона или какого-нибудь другого
басилея, но "сынов ахеян", то есть народа. Эпитеты. "Зевсом рожденный",
"Зевсом вскормленный" ничего не доказывают, так как каждый род ведет
свое происхождение от одного из богов, а род главы племени уже от "более
знатного" бога, в данном случае - от Зевса. Даже лично несвободные,
как, например, свинопас Эвмей и другие, являются "божественными" (διοι и
θεοι), и это в "Одиссее", следовательно, значительно позднее времени,
описываемого в "Илиаде"; в той же "Одиссее" название "герой" дается
еще герольду Мулию, так же как и слепому певцу Демодоку.{*75}
Короче, слово βασιλεια, которое греческие писатели употребляют для
обозначения гомеровской так называемой царской власти (потому что
главный отличительный признак ее - военное предводительство), при
наличии наряду с ней совета вождей и народного собрания означает только
военную демократию" (Маркс).{*76}
У басилея, помимо военных, были еще жреческие и судейские полномочия;
последние не были точно определены, первыми он обладал как верховный
представитель племени или союза племен. О гражданских, административных
полномочиях никогда нет и речи, но, по-видимому, басилей по должности
состоял членом совета. Таким образом, этимологически совершенно
правильно переводить слово "басилей" немецким словом "Konig", так как
слово "Konig" (Kuning) происходит от Kuni, Kunne и означает
"старейшина рода". Но современному значению слова "Konig" (король)
древнегреческое "басилей" со вершенно не соответствует. Древнюю
basileia Фукидид определенно называет patrike, то есть происходящей от
родов, и говорит, что она обладала точно установленными, следовательно,
ограниченными полномочиями. Аристотель также указывает, что basileia
героической эпохи была предводительством над свободными, а басилей был
военачальником, судьей и верховным жрецом; правительственной властью в
позднейшем смысле он, следовательно, не обладал.{*77}
Мы видим, таким образом, в греческом строе героической эпохи древнюю
родовую организацию еще в полной силе, но, вместе с тем, уже и начало
разрушения ее: отцовское право с наследованием имущества детьми, что
благоприятствовало накоплению богатств в семье и делало семью силой,
противостоящей роду; обратное влияние имущественных различий на
организацию управления посредством образования первых зародышей
наследственной знати и царской власти; рабство сначала одних только
военнопленных, но уже открывающее перспективу порабощения собственных
соплеменников и даже членов своего рода; начавшееся уже вырождение
древней войны племени против племени в систематический разбой на суше и
на море в целях захвата скота, рабов и сокровищ, превращение этой
войны в регулярный промысел, одним словом, восхваление и почитание
богатства как высшего блага и злоупотребление древними родовыми
порядками с целью оправдания насильственного грабежа богатств.
Недоставало еще только одного: учреждения, которое не только ограждало
бы вновь приобретенные богатства отдельных лиц от коммунистических
традиций родового строя, которое не только сделало бы прежде столь мало
ценившуюся частную собственность священной и это освящение объявило бы
высшей целью всякого человеческого общества, но и приложило бы печать
всеобщего общественного признания к развивающимся одна за другой новым
формам приобретения собственности, а значит и к непрерывно
ускоряющемуся накоплению богатств; недоставало учреждения, которое
увековечило бы не только начинающееся разделение общества на классы, но
и право имущего класса на эксплуатацию неимущего и господство первого
над последним.
И такое учреждение появилось. Было изобретено государство.
Примечания:
62 В издании 1884 г. вместо слов "группового брака" напечатано "пуналуальной семьи". - Ред.
63 Маркс К., Энгельс Ф., Соч. т. 45, с. 328. - Ред.
64 Слово "строгого" добавлено Энгельсом в издании 1891 года. - Ред.
65 См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 45, с. 330. - Ред.
66 Там же, с. 331. - Ред.
67 Там же, с. 332. - Ред.
68 В рукописи Маркса вместо Грота назван древнегреческий ученый II в. н.э. Поллукс, на которого часто ссылается Грот. - Ред.
69 См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. т. 45, с. 332. - Ред.
70 Гомер. Илиада, песнь вторая. - Ред.
71 Эсхил. Семеро против Фив. - Ред.
72 Umstand.
73 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 45, с. 336. - Ред.
74 Гомер. Илиада, песнь вторая. - Ред.
75 В рукописи Маркса далее следует опущенная
Энгельсом фраза "термин "койравос", который Одиссей применяет по
отношению к Агамемнону, наряду с термином "басилей", также означает
только "командующего войском на войне"". - Ред.
76 См. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 45, с. 337. - Ред.
77 Так же, как греческого басилея, в виде
современного монарха изображали и ацтекского военачальника Морган
впервые подвергает исторической критике первоначально основанные на
превратном понимании и преувеличенные, а затем и прямо лживые сообщения
испанцев и доказывает, что мексиканцы стояли на средней ступени
варварства, но несколько опередили в своем развитии новомексиканских
индейцев пуэбло, и что их строй, насколько можно заключить по искаженным
сообщениям, отличался следующими чертами это был союз трех племен,
подчинивший и превративший в своих данников несколько других племен, он
управлялся союзным советом и союзным военачальником, которого испанцы
превратили в "императора".
|