Гл. V. 5—9. Ты утверждаешь, что твоей доблестью1 Сицилия спасена от невольнической войны. Эти слова заключают великую похвалу тебе и производят отличное впечатление; все же скажи, что это была за война? Мы по крайней мере держались убеждения, что со времени решительной победы Мания Аквилия невольнических войн в Сицилии не было. «Зато таковая была в Италии». Как же, притом великая и ожесточенная2. Но неужели ты думаешь приписать себе участие в этой войне? Неужели ты намерен разделить славу благополучного ее окончания с Марком Крассом и Гнеем Помпеем? Твое бесстыдство и так достаточно велико, нет надобности довершать его подобной выдумкой. Он, изволите ли видеть, помешал беглецам перейти из Италии в Сицилию. Где? Когда? В каком месте? Они стало быть сделали попытку пристать к ее берегам на плотах или на кораблях? Ничего подобного мы не слыхивали; зато мы слышали, что доблестный Марк Красе принял энергичные меры к тому, чтобы беглецы не могли на плотах переправиться через пролив в Мессину; эта предосторожность была бы довольно излишня, если бы предполагались существующими военные силы в Сицилии, готовые отразить их напор. «Все же остается в силе факт, что война бушевала в Италии на таком близком от Сицилии расстоянии, а в Сицилии ее не было». Что же тут удивительного? Точно так же и тогда, когда она бушевала в Сицилии на таком же расстоянии от Италии, она не перешла в Италию. В самом деле, какой смысл имеет это подчеркиваемое тобой соседство? Хочешь ли ты сказать, что оно облегчало врагам доступ или что оно увеличивало заразительность примера? Доступ был этим людям не только затруднен, но и прямо отрезан вследствие полного недостатка в кораблях, так что эти твои соседи Сицилии легче могли достигнуть берегов океана, чем высадиться у Пелорского мыса; что же касается заразительности невольнической войны, то объясни мне, почему ссылаешься на нее именно ты, а не наместники всех прочих провинций? Потому ли, что в Сицилии были раньше невольнические войны? Но именно этому обстоятельству эта провинция обязана своей сравнительной безопасностью и в прошедшем и в настоящем. С того самого времени, как Маний Аквилий оставил Сицилию, все распоряжения и эдикты наместников имели в виду обезоружение рабов. Приведу вам пример — старинный, впрочем, и вряд ли кому-нибудь из вас неизвестный,— до того замечательна строгость, о которой он свидетельствует. Когда Л. Домиций был наместником Сицилии, ему принесли огромного вепря; он с удивлением спросил, кто его убил; отвечают — пастух, раб того-то, он велит его призвать; тот поспешно прибегает к наместнику, ожидая себе похвалы и подарка. Домиций его спрашивает, как он убил такого зверя; тот отвечает, что дротиком. Наместник немедленно приказывает его распять. Этот поступок может показаться слишком суровым; что касается меня, то я ничего не скажу ни за, ни против, отмечу только факт, что Домиций предпочел прослыть жестоким, карая  ослушника,   чем беспечным,  оказывая  ему  поблажку.